ЧЕЧНЯ 1994-95-99-2000

[калло]

липсва такава тема точно тук, където й е мястото.

ето - http://botter.livejournal.com/

изключително подробно събитията от щурма на Грозни в началото на 1995 г.

[Елемаг]

И будут сниться эти горы...

Ни одного целого дома и не срезанного осколками дерева, горы битого кирпича, трупы боевиков, кучи танковых гильз, не смолкающая ни на минуту стрельба и клубы красного — от кирпичной крошки — дыма после танковых выстрелов по занятым боевиками домам — так выглядело Комсомольское из-за гусениц “семьдесятдвойки“ роты капитана Александра Певцова. Окруженная Шамановым в Комсомольском банда Гелаева — последний уцелевший крупный отряд боевиков — дралась до последнего. Отступать заранее отпевшим себя чеченам было некуда, а терять — нечего. Судьбу последнего сражения кампании решали пехота и танки — авиация с артиллерией не доставали моджахедов в глубоких бетонных подвалах. Напряженность уличных боев в Комсомольском достигла, наверное, самого большого накала за всю войну. Руины почти каждого дома стали маленькой крепостью, в которой принимала последний бой очередная кучка шахидов. После понесенных потерь пленных наши не брали и воевали, казалось, тоже с какой-то особой жестокостью.
...Шли десятые сутки боев в Комсомольском. Один день походил на другой. Утром село утюжила авиация, потом шли в атаку штурмовые отряды внутренних войск. Армейцы блокировали село по периметру. Ротный опорный пункт, который поредевшая рота Певцова делила с брошенными на усиление пехотинцами и танкистами других полков, находился на южных подступах к Комсомольскому — между ущельем, по которому в село и прошли гелаевцы, и заросшим кустами оврагом. Крепко прижатые в селе “духи”, судя по радиоперехватам, от отчаяния были готовы к прорыву обратно в горы. Собираясь на ужин в палатке Певцова, офицеры думали, как будут действовать, если гелаевцы пойдут на их боевые порядки. С наступлением темноты расходились по позициям — прорыва ждали именно ночью. Всю ночь ущелье подсвечивалось осветительными снарядами и содрогалось от треска автоматных очередей. Беспрерывно обстреливая зеленку на дне ущелья, патронов не жалели — чтоб ни один боевик, перебегая от куста к кусту в паузах между “осветилками“, не ускользнул в горы.

Десятый день Певцов не находил себе места. Из памяти не выходили последние слова взводного, которого вместе с пятью солдатами он потерял 5 марта:
— Певчий, сделай что-нибудь, вытащи меня отсюда!
...Певцову казалось, что уже годы отделяют его от того дня, когда в их полк пришла разнарядка на три месяца откомандировать в воюющий Дагестан командира танковой роты и нескольких пехотных взводных. Певцов вызвался добровольцем.

Отец и дед его были танкистами. Оба воевали: дед на легендарной “тридцатьчетверке”, отец — на Т-62 в Афгане. Поэтому Певцов еще в детстве знал, кем будет — военные гости, военные разговоры... Окончив в 96-м Челябинское танковое, попал под Екатеринбург. Через год, выведя взвод в лучшие, получил роту. Вскоре рота стала лучшей, а Певцов — старшим лейтенантом досрочно.

Когда в штабе дивизии выяснилось, что речь не о командировке, а о переводе в СКВО, Певцов было заколебался — менять Урал на Кавказ, отказываясь от светивший должности замкомбата... Но в Дагестане шла война, и в том, что армия скоро вновь пойдет чеченскими тропами, не было никаких сомнений. Борт на Ростов улетал на следующий день.

В штабе СКВО ждал еще один неприятный сюрприз – назначение в 503-й мотострелковый полк, город Владикавказ. Оказалось, все вакантные офицерские должности в Дагестане округ укомплектовал своими, “варяги“ же нужны были залатать дыры. На СКВО обиды не было, обидно было, что, выполняя разнарядку, обманули свои, для правдоподобности еще и выдав всем по бронежилету и каске.
— Откуда ты такой? – удивился прапорщик, когда Певцов пришел сдать это приданое на вещевой склад.
— С Урала.
— У вас что там, на Урале, в касках и брониках ходят?
Настроение, в общем, было ни к черту.

Все круто изменилось в конце сентября, когда полк перебросили к чеченской границе. С легкой руки придумавшего ему радиопозывной комполка стал Певцов “Певчим“. Началась подготовка к боевым действиям — служба на Кавказе стала обретать желанный смысл.

В середине октября перешли границу мятежной республики. Самыми трудными были две недели стояния под Бамутом. Угнетало ожидание первого боя, и, что греха таить, боялись этого овеянного легендами места. В первую кампанию наши трижды безуспешно штурмовали Бамут, взяв его лишь в июне 96-го. В этот раз символ чеченского сопротивления пал через месяц боевых действий. А первым в Бамут вошел танк Певцова. Боевое крещение вышло удачным. Штурмуя городок ракетчиков – один из укрепрайонов Бамута, Певчий не потерял ни одного танка, ни одного солдата. Война явно складывалась и дальше: двигаясь в глубь Чечни, Певцов уверенно командовал ротой, а вражеские ПТУРы и “Мухи“ стороной облетали его танки. И дело было не только в везении. Певцов быстро усвоил главную аксиому выживания — побеждает не тот, кто, обнаружив цель, быстро открывает ответный огонь, а тот, кто, еще не видя этой цели, сумеет ее почувствовать и ударить первым. Используя возможности техники, можно давить “душков”, не расплачиваясь за чеченские горки солдатскими жизнями, понял Певцов под Бамутом.
— Что за ящики под кроватью? — спросил он как-то вечером в палатке командира мотострелковой роты, с которым делил район обороны.
— Навязали из дивизии, – ответил тот, — не смог отвертеться. Ненужная, но дорогая штуковина – отвечай теперь за нее. СБР называется — станция ближней разведки.
— А давай ее соберем! — завелся Певцов.

Вышли на позиции. Темень – хоть глаз выколи. Подсветили фонариком инструкцию, собрали. Запустили, штуковина сразу пищать.
— Люди там! – сообразил Певцов.
— Не сунутся они оттуда, скорее, ошиблись при сборке.

Через пять минут спор рассудили полетевшие в небо сигнальные мины. Больше СБР под кроватью не пылилась. В одну из ближайших же ночей, ударив по ее показаниям из танков и пулеметов, навалили с десяток “духов”.

Певчий по-настоящему фанател техникой – даже селикогель сушил. Есть в танковых прицелах такой порошок – для забора конденсата с прицельной сетки. Чтоб оптика не запотела. Вероятность этого, правда, крайне мала – поэтому его и в мирной-то жизни мало кто сушит. Военную грамотность Певцова, зачем-то прокаливавшего селикогель на сковородке, сослуживцы оценили под Урус-Мартаном. Когда у нескольких танков другой роты в разгар боя запотели прицелы…

Война не только не тяготила Певцова, но даже его окрыляла, с каждым днем добавляя уверенности в себе. Певчий ловил себя на мысли, что на войне он чувствовал себя даже комфортнее, чем во все остальные периоды службы. Когда б он еще пошутил с командиром полка, как под тем же Урус-Мартаном?

Из-за отсутствия боеприпасов срывалась боевая задача. И тут мимо скучающего у танка Певцова проезжает машина.
— Не нужны, капитан, снаряды? – спрашивает какой-то подполковник.
— Конечно, нужны!
— Ты только не уезжай – сейчас привезем, даже сами разгрузим – примешь под роспись, — обрадовался офицер. — Уже два дня не знаем, куда их деть – хоть во Владик обратно вези…
“Чудеса, да и только”, — подумал Певчий, когда через час перед ним выросла гора снарядов. Расписался — и бегом в штабную палатку. А там командир полка рацию греет — у вооруженцев группировки боеприпасы требует. Сел Певчий рядом и, выдержав хорошую паузу, спрашивает:
— А что, товарищ полковник, не наступаем?
— Ты чё, Певчий, издеваешься? — с пол-оборота завелся не укладывающийся в сроки наступления комполка.
— Если вы про боеприпасы… снаряды в общем-то есть…
— ???…
— Добрые люди мимо проезжали, помогли.
— Так не бывает… — опешил комполка.
— Бывает, товарищ полковник. Так, может, начнем уже наступление?..

Словом, война у Певцова шла. Как мечтал, как учили: “семьдесятдвойки“ давили “духов”, не входя в зону поражения их оружием. Так было до 5 марта. Пока его танковая рота и еще несколько подразделений 503-го полка не оказались на пути двухтысячной банды Гелаева. Собрав останки и изуродованные тела своих бойцов, Певчий усвоил тогда самый главный урок войны – будь ты хоть семи пядей во лбу, на войне каждый день ходишь под Богом. В тот день и закончилась короткая Санькина молодость...

В конце января танковая рота капитана Певцова, усиленная пехотной бронегруппой, копалась на южных подступах к Комсомольскому с задачей не допустить схода бандгрупп на равнину на подконтрольном участке. Месяц прошел спокойно. Но напряжение росло с каждым днем, разведка и РЭБ предупреждали о возможном прорыве. Прогнозы сбылись в ночь на 29 февраля. Заметив движение на дне ущелья, открыли огонь. Исполняющий обязанности комполка подполковник Шадрин съехал с бронегруппой вниз и пошел по кровавому следу, нагнав в одном из домов пятерых спешно переодевавшихся бандитов. Итог боя – 5 убитых и 10 раненых взятых в плен боевиков. Проехав в тот день по селу, Певцов насчитал полтора десятка открытых ворот и увидел много женщин в черных платках. Значит, взяли не всех, — понял Певчий, — кто-то, уйдя от погони, все же донес в село весть о погибших.

Чтобы надежнее перекрыть ущелье, в конце которого начиналась деревня, комполка спустил вниз гранатометный взвод. Сунутся снова — проще будет обнаружить бандитов, да и пяток АГСов разнесут “духов” в клочья. Тогда же осмотреть ущелье заезжали операторы штаба группировки. “Здесь выводить будем?“ — краем уха услышал их разговор Певцов. Только потом он поймет, что речь шла не о группе спецназа…

Утро 5 марта ничем не отличалось от других предрассветных часов: холодно, туман и чертовски хотелось спать.

В 4 утра с гор, где держала оборону рота лейтенанта Вершинина, донеслась стрельба. “Обоюдная, — понял Певцов по треску автоматных очередей, — не в темноту наши стреляют – бой идет!” Сон сняло как рукой. Выхватив у радиста наушник, Певцов услышал доклад Вершинина командиру полка:
— Веду бой, “духов” немерено, одни идут на меня, другие ущельем.

Приведя роту “к бою“ – опорный пункт Певцова отделяло от “духов” меньше километра, Певчий вновь прильнул к рации. Но связи с Вершининым уже не было. Вместо него в эфир вышел один из его бойцов:
— Ротный погиб. Взводный погиб, много убитых, контрактники убежали...

Объясняя солдату, как действовать, Шадрин тщетно пытался хотя бы через него сохранить управление ротой. Окончание их разговора Певцов уже не слышал – в бой вступил сидящий в ущелье под его окопами гранатометный взвод.

Еще не видя “духов”, Певцов дал команду открыть огонь по зеленке. Ущелье затрясло от разрывов танковых снарядов, АГСных залпов и беспрерывного треска автоматных очередей. Но несмотря на плотность огня, из кустов, где, казалось, не останется ничего живого, повалили “духи“. Напряжение боя и интенсивность вражеской стрельбы нарастали с каждой минутой. Боевиков действительно было немерено. “Веду бой, но они идут дальше“, — доложил командиру полка командир гранатометного взвода. “Держись, высылаю бронегруппу“, — ответил Шадрин. Съехав с противоположного берега ущелья через село на двух БТРах, два десятка разведчиков во главе с командиром разведроты старшим лейтенантом Деевым заняли оборону на окраине села и вступили в бой. Но легче не стало, “духов“, напротив, становилось все больше и больше. Плотность огня из ущелья по окопам Певцова была уже сумасшедшей. Старшина приданных пехотинцев прапорщик Евстратов на всю жизнь запомнит, как три пули прошили меховой воротник его куртки, а четвертая застряла в подствольнике автомата… Тем, кто внизу, было еще тяжелее. Ситуация становилась критической – все были блокированы: остатки роты Вершинина в горах, гранатометный взвод в ущелье. Снайперский огонь с соседней горы не давал Певцову перезарядить танки – по открывающимся люкам тут же цокали пули. Разведчики на краю села отправили БТРы назад, чтоб боевики, подошедшие уже совсем близко, не подожгли их из гранатометов.

Не спасали и барражирующие в небе вертушки, обстреливающие не успевших приблизиться к нашим боевым порядкам боевиков. Комсомольское не удержать, понимал Певчий. Смявший гранатометчиков поток бандитов хлынул в село.

В разгар боя к Певцову подбежал командир дивизионного разведбата майор Измайлов, сказал, что его с бронегруппой послали в горы – собрать остатки роты Вершинина. Попросил танк. Связавшись с командиром полка, Певчий получил указание ехать с Измайловым, но убедил Шадрина, что не может покинуть бой, а с прикрытием разведчиков справится и его взводный. Если бы вернуть время назад…

Провожая взводного — лейтенанта Александра Луценко, Певчий несколько раз наказал ему ни в коем случае не ехать впереди колонны: “Ты – огневая мощь, а не броневой щит“.

Отправив танк, Певцов вернулся в бой. С приездом снайперов из “Альфы“ стало заметно легче. За час наши профи пощелкали работающих с соседней горы чеченских снайперов, и огонь по боевым порядкам Певцова шел уже только снизу. Танки можно было перезаряжать, уже не выкатывая из капониров. Только вот снаряды таяли на глазах, а боевики, устлав трупами пересохшую речку, все шли и шли в Комсомольское. Лишь через месяц Певцов и те, кто уцелеет, узнают, что замысел командующего группировкой генерала Владимира Шаманова как раз и состоял в том, чтобы загнать боевиков с гор в одно из предгорных сел, окружить их там и уничтожить авиацией с артиллерией. Без неизбежных при долгой горной войне потерь.
— В том, что зажатые в горах боевики попытаются прорваться в одно из предгорных сел, чтоб, переодевшись, расползтись по равнине и раствориться среди населения, сомнений не было, — вспоминал Шаманов двумя месяцами позже.

Тогда я напрямую спросил генерала, почему оказавшиеся на пути гелаевцев гранатометчики не получили команду отходить? Не верилось, что ради успеха операции Шаманов, как шахматной фигурой, пожертвовал взводом. “Не сработали командиры дивизионного и полкового звена“, — ответил Шаманов. Только откуда им было знать о замыслах командарма, которые, думаю, тогда были секретом даже для большинства офицеров его ближайшего окружения.
— Шаманов ждал выхода гелаевцев не в Комсомольское, а в соседнее Алхазурово, путь к которому был вообще свободен, — скажет потом кто-то из офицеров. — Гелаев же, заподозрив неладное, пошел в Комсомольское, не побоявшись подставить родное село.

Так или иначе, окружив двухтысячную банду гелаевцев в Комсомольском и не дав боевикам расползтись по равнине, Шаманов фактически решил судьбу второй чеченской кампании. Крупных банд и боестолкновений, на которые боевики шли бы сами, в Чечне больше не было. Но очевидно и другое: не задержи тогда стоявшие насмерть подразделения 503-го мотострелкового полка гелаевцев – Шаманов мог бы и не успеть окружить Комсомольское.

…К семи утра бой стал понемногу стихать. Остатки роты Вершинина разбрелись по лесу, четырнадцать из восемнадцати гранатометчиков погибли, четверо попали в плен. До последнего державшиеся на краю села разведчики не разделили их судьбу лишь благодаря “одолженным“ у местного населения легковушкам. Последним на раздолбанных красных “Жигулях“ в лагерь вернулся старший лейтенант Деев с пятью солдатами. Когда его там уже не ждали. Артиллерия и вертолеты вовсю работали по южной части Комсомольского, а поток идущих по ущелью боевиков все не прекращался.

Шум работающих моторов возвращающейся колонны вырвал Певцова из боя. Танка в колонне не было...
— Где танк?!! – крикнул Певцов Измайлову.

В эту же секунду к нему подбежал радист: на связи Луценко:
— Певчий, я подбит, по мне ходят…

От услышанного Певцова бросило в пот. Луценко вопреки его приказу все-таки пошел впереди колонны. После километра пути бронегруппа попала в засаду. Подбитый танк потерял ход и в горячке боя был брошен спасающими своих раненых разведчиками. Выяснять отношения с Измайловым было некогда. Надо было спасать экипаж. Услышав категорическое “нет“ командира полка – новый рейд в горы неизбежно грозил новыми потерями, Певцов решил действовать сам. По-другому он поступить не мог. Пошел к приходящему в себя после боя взводному разведчиков — старшему лейтенанту Рустаму Ханакову, которого знал еще с абитуры училища. Тот сморщился, но не отказал. Посадив на танк десяток разведчиков, двинулись той же дорогой. Танк внизу, разведчики с Певцовым — по горам, прикрывая его сверху. “Классные места для засады”, — едва успел подумать Певцов, тут же увидев в сотне метров впереди сидящих на гребне горы “духов“. Человек 50-60.
— Коробочка, отход! — прокричал Певчий в рацию, но было поздно. Горы сотряс оглушительный взрыв – пропустив увешанную активной броней “семьдесятдвойку” вперед, “духи“ ударили по ней из гранатомета. Несколько гранат легли точно в трансмиссию. Сдетонировал боекомплект. С танка сорвало башню.

Один прилив адреналина тут же сменился другим – боевики двинулись на группу Певцова. Наши – уносить ноги. Одолеть такую кучу бандитов шансов не было. Убегали быстро – откуда только брались силы. Ветки хлестали по лицам, но боли не чувствовали. Останавливаясь на выгодных рубежах, отстреливались. Спасло, что никого не задело, с “трехсотым“ бы не ушли.

Пробежав около пятисот метров, наконец оторвались от погони. Но остановились, лишь встретив группу Измайлова, вновь направленную собирать в горах остатки роты Вершинина. Попадали замертво. Сердце, казалось Певцову, вот-вот выскочит из груди. “Сделали, первый раз за всю войну меня “духи“ сделали“, — Певчий закрыл глаза рукой. От бессилия хотелось плакать.
Придя в себя, Певцов вышел на Луценко.
— Я еще жив, Певчий, “духи“ пытаются открыть люки.
— Я шел, я не смог, — убитым голосом ответил Певцов.
— Где “шмель пятый“? – спросил Луценко о шедшем ему на выручку танке.
— “Шмеля пятого“ больше нет, — ответил Певцов.
И гробовая – красноречивее всяких слов – тишина в эфире.
— Я все слышал.
Собравшись с силами, Певчий вышел на командира полка:
— Я в горах. Я танк потерял…
В ответ — мат-перемат.

Выйдя на кого-то из своих начальников, Измайлов запросил подкрепление и бронегруппу. Идти к подбитому танку имеющимися силами ни у кого, кроме уже не чувствующего страха и вообще, казалось, ничего не чувствующего Певцова, желания не было.

“Отогнать боевиков минами!” – осенило Певцова. По-отечески относившийся к нему начальник полковой артиллерии не откажет.
— Сейчас, Саня, сейчас, — наносил примерные координаты на карту подполковник. – Пусть Луценко подкорректирует мины по солнцу.
— Певчий, мины близко ложатся. “Духи“ с танка свалили, ушли! – В голосе Луценко появилась надежда.

Так продержались около часа. Пока не кончились мины. Пришедшие в ярость боевики “ослепили“ танк, разбив триплексы, и начали расстреливать увешанную коробочками активной брони “семьдесятдвойку” из гранатометов.
— Певчий, по мне “Мухами“ долбят. Певчий, сделай что-нибудь, прошу тебя, вытащи меня отсюда. Все, Певчий, прощай... — убивая каждой фразой, повторял Луценко.
Певцову казалось, что это он, а не Луценко, погибал в том танке. А бронегруппа с подмогой все не шла и не шла. И тут судьба подарила им с Луценко еще один шанс. Комполка сумел наконец выпросить авиацию:
— Певчий, вертушки не могут обнаружить танк, сообщи поточнее координаты!

Если бы он их знал! Но выход, кажется, есть!
— Вертушки не видят тебя, обозначь себя “тучей“, — почти кричал в эфир Певчий.
Выставив маскировочные дымы, “семьдесятдвойка” стала наконец различима с воздуха. Несколько раз зайдя на нее, вертолеты обработали неуправляемыми снарядами лес вокруг танка. И улетели. Через пять минут связь с Луценко оборвалась…

Наконец подошла бронегруппа. Человек 80 на пяти БМП – с такими силами уже можно было двигаться в горы. Пошли. Не встретив боевиков, добрались до цели. Старшное, непостижимое зрелище. Певчему казалось, что все это происходит не с ним. Развороченный взрывом 815-й танк с оторванной башней и 816-й… Расстрелянная “Мухами“ “семьдесятдвойка“ с разбитыми триплексами, срезанной антенной и подорванными гранатами люками. На броне два тела – наводчика сержанта Олега Ищенко с простреленной в упор головой и лейтенанта Александра Луценко – без единой царапины. И без головы… Механика – рядового Дениса Надтоко не было. Там же на броне, видимо, в назидание русским, валялось и орудие убийства — окровавленный чеченский кинжал.
— Это мое, — остановил Певчий собиравшегося поднять его офицера…

Погрузив тела на броню и сняв с танка пулемет, двинулись ко второй братской могиле. От экипажа 815-й “семьдесятдвойки” – младшего сержанта Сергея Коркина и рядовых Романа Петрова и Эльдуса Шарипова остались лишь фрагменты тел. Остановив двинувшихся помочь ему солдат-пехотинцев, Певчий сам бережно собрал в ОЗК их останки. Что в этот момент творилось на душе двадцатичетырехлетнего капитана, не опишешь и тысячей слов. Горькая командирская доля…

На обратном пути снова пострелялись с боевиками. “Сколько ж их еще в этих лесах?” — подумал Певцов, снимая с брони в десяти местах простреленное по пути тело Луценко.

Если бы не ожидание нового боя, Певцов, наверное, сошел бы с ума от пережитого в этот день, оказавшись в окружении — и в селе, и в лесу были “духи“, наши заняли круговую оборону. Через несколько дней Певцов и другие находившиеся здесь же командиры низового звена поймут, что не чеченцы их, а войска окружили гелаевцев в Комсомольском, а их опорный пункт – лишь одно из звеньев этого боевого порядка. Пока же в окружении были они. Всего на горке собралось человек 80, четыре танка, пять БМП. В принципе сила. Да только на каждую “семьдесятдвойку” осталось по пять снарядов, да и патронов, когда разделили остаток, вышло по магазину на брата. Пойди в эти дни “духи“ на их боевые порядки – дошло бы до рукопашной. Так больше суток – без боеприпасов и даже без воды (выпили все лужи на горке) и просидели в окружении. Лишь к вечеру следующего дня подошла подмога. Начальник штаба 160-го танкового полка подполковник Федоров со своими танкистами.

А вскоре на их горку переехал и исполняющий обязанности командира 503-го полка подполковник Шадрин. Зла на ослушавшегося его Певцова он не держал. На войне как на войне: по неписаным законам боевого братства Певцов, рискуя другими людьми, сделал все, что мог, спасая свой экипаж. А вот некоторые офицеры из штаба 58-й армии были другого мнения.
— Руки бы оторвать этому погубившему людей капитану, — скажет один из них.

Не находившего себе места Певцова тогда поддержал приехавший позже Юрий Буданов. Кто ж в группировке не слышал о командире единственного танкового полка, артиллерийскими ударами поздравлявшего “духов“ с Рождеством во время рождественского перемирия и ходившего с моджахедами врукопашную.
— Так ты и есть Певчий? – похлопал Буданов по плечу Певцова.
— Встрял Певчий, два танка потерял, — ответил Певцов.
— Не горюй, Певчий, — по-отечески обнял капитана полковник, — такая у нас работа.

Три месяца воевавший без потерь и потерявший в одном бою, когда его танкисты по-пехотному противостояли в горах пятикратно превосходящему противнику, сразу одиннадцать человек, Буданов, наверное, как никто, понял тогда Певцова.

ДЕСЯТЫЙ день шла “комсомольская” операция. Десятый день Певцов жил мыслью о мести. Но в селе с гелаевцами сражались вэвэшники, армейцы же по-прежнему лишь блокировали Комсомольское. Превратив руины каждого дома в крепость, боевики погибали, но не сдавались. Без потерь давить их в этих развалинах удавалось только с помощью вызванных на подмогу армейских танков, часть из которых бандиты при этом неизбежно поджигали “Мухами“. Через два дня после того, как подбили ушедший в Комсомольское с нашей горки Т-62 подполковника Артура Арзуманяна, направить в село танк наконец выпало роте Певцова. Надо ли говорить, кто на нем поехал? Глядя, как “семьдесятдвойка” Певцова, скрывшись между домами, уходила в эту адскую мясорубку, в которой горели наши танки и гибли наши солдаты, я мысленно попрощался со ставшим мне за это время другом Певцовым.

А через час Певчий вернулся обратно. Сказал, что на следующий день поедем в Комсомольское вместе. Повесив за спину рацию, Певцов ехал корректировать огонь своих танкистов – в городском бою из танка трудно определить, откуда исходит опасность.
— Стойте, забыли меч-кладенец, — остановил танк Певцов, когда мы были уже на броне.

Солдат вынес из палатки клинок с локоть длиной – тот самый, которым убили Луценко. Кинжал кинули в танк, и Певцов погнал свою “семьдесятдвойку“ в село. Высунувшись из-за танка, Певцов четко корректировал огонь, одну за другой подавляя действующие и потенциальные огневые точки боевиков. А я поймал себя на мысли, что таким счастливым за две с половиной недели, проведенные с ним под Комсомольским, я Саньку еще не видел.

Лишь потом я узнаю, что накануне, первый раз выезжая в Комсомольское, на одном из мертвых “духов“ Певцов увидел часы лейтенанта Луценко…

Р.S. Увы, суровая правда жизни — никто из героев очерка не получил за Комсомольское даже медали. По-разному сложилась судьба тех, с кем автору довелось сойтись на войне. Певцов, не сделав особой карьеры, по-прежнему служит в СКВО. Рассоха перевелся на Дальний Восток – поближе к дому. Прислал мне письмо, в котором рассказал, что Махмутов, как и он, обделенный наградами, бросив армию, перешел в другую силовую структуру. Шаманов, не поладив с командованием СКВО, пошел в губернаторы и, говорят, сильно ностальгирует по армейскому прошлому. Буданов сидит в тюрьме. Но всех их объединяет одно – несмотря ни на что почему-то именно войну они считают самым счастливым временем в жизни. Почему? Я тоже не могу ответить себе на этот вопрос.

Константин РАЩЕПКИН

[Елемаг]

[Елемаг]

Памяти генерала Трошева
В авиакатастрофе «Боинга-737», разбившегося 14 сентября в Перми, в числе 88 пассажиров и членов экипажа погиб бывший командующий войсками Северо-Кавказского военного округа, руководитель двух антитеррористических операций в Чечне Герой России генерал-полковник Геннадий Трошев.

Страна и армия потеряли выдающегося полководца, талантливого военачальника и просто замечательного человека. Страстного, горячего, открытого людям, заботливого и требовательного отца солдату и офицеру, принципиального и честного гражданина и воина. Для всех, кто знал Геннадия Николаевича, кто встречался с ним, брал у него интервью, спорил и принимал его аргументы, кто разговаривал с его подчиненными и сослуживцами, с его друзьями и недругами (а последних тоже хватало), это огромная потеря и непреходящая боль. Ушел из жизни генерал, воевавший на передовой, как он сам о себе говорил, в окопах, продолжатель славных боевых традиций отечественных Вооруженных сил, уникальная личность, каких всегда было не очень много. Как в войсках, так и в государстве.

Геннадий Трошев был сыном военного летчика, прошедшего Великую Отечественную и встретившего День Победы в поверженном Берлине. Через год в пригороде Грозного Ханкале (потом, через 50 лет, что такое Ханкала будет знать едва ли не вся Россия) Николай Николаевич Трошев встретил терскую казачку, девушку с удивительным именем – Надежда. Она стала его женой и матерью будущего генерала. Но ратную карьеру Геннадий Николаевич, как он рассказал в своей первой книге, мог и не избрать. Отец, которого, как и миллион двести тысяч таких же офицеров, одним махом уволили из Вооруженных сил по прихоти Хрущева, строго-настрого наказал сыну: «Чтобы ноги твоей не было в армии!»

Николай Трошев ушел из жизни в 43 года. Не исключено, и из-за той сердечной боли, которую нанес ему волюнтаризм руководителя СССР. И Геннадий – в ту пору студент архитектурного института – после смерти отца вынужден был бросить учебу, чтобы помочь семье. Работал, как мог поддерживал мать и сестер. А когда пришло время призыва на военную службу, подал рапорт в Казанское высшее командное танковое училище. Он знал: отец очень любил армию, и любовь к армии стала его любовью, которую он пронес через всю свою жизнь.

Геннадий Николаевич прошел через все положенные строевому офицеру должности, окончил Военную академию бронетанковых войск и Военную академию Генерального штаба. Он командовал 10-й Уральско-Львовской добровольческой танковой дивизией, 42-м Владикавказским армейским корпусом, 58-й армией. Во время первой чеченской войны руководил действиями Объединенной группировки войск Минобороны в Чечне.

Потом он, заместитель командующего войсками Северо-Кавказского военного округа, в августе 1999 года встал во главе группировки федеральных сил, отражавшей нападение боевиков на Дагестан. Именно генерал Трошев разработал и осуществил операцию по блокированию и уничтожению бандформирований в селах Карамахи и Чабанмахи и по освобождению Новолакского района Дагестана. Затем командовал группировкой «Восток» Объединенных федеральных сил на Северном Кавказе.

Тот, кто был рядом с Геннадием Николаевичем в те тяжелые годы, вспоминают, что он всегда предупреждал местных жителей о предстоящем взятии населенного пункта, старался договориться с ними, чтобы занять село или аул без боя, выдавить из него террористов, и никогда не пользовался тактикой запугивания. Почтение к горцам, к их традициям и обычаям, которые генерал Трошев хорошо знал, так как вырос в Чечне, на Кавказе, помогали ему решать боевые задачи без излишних человеческих потерь и без больших разрушений жилья. Экстремисты, которым были чужды многие нормы морали и нравственности, по-своему уважали его и боялись. И потому Геннадию Николаевичу часто удавалось вызволять из чеченского плена людей, используя только силу слова и методы убеждения. Впрочем, обо всем этом он подробно написал в своей книге «Моя война. Чеченский дневник окопного генерала».

Что поражает в ней, так это неподдельная искренность, с которой Трошев рассказал о своих врагах, товарищах и сослуживцах. Даже о собственных начальниках. До него никто из тех, кто носит погоны, не осмеливался на открытую и нелицеприятную критику решений, которые принимали некоторые военачальники. Они нимало не заботились о том, какие реальные последствия будут от их приказов, сколько людей погибнет, выполняя не продуманные досконально, не подготовленные и не обеспеченные соответствующей техникой замыслы.

Генерал Трошев так и написал в своей книге: «Чеченская война сделала широко известными и в нашей стране, и за рубежом многих политиков, военачальников и даже бандитов. Большинство из них я знал и знаю лично. С одними встречался и общался, с другими был в общем строю – плечом к плечу, в третьими воевал не на жизнь, а на смерть. Мне известно, кто есть кто, что кроется за словами и поступками каждого фигуранта. Однако тот имидж, который создала им пресса или они сами себе, зачастую не соответствует действительности. Допускаю, что мои оценки слишком личностные. Но даже в этом случае считаю, что могу публично выразить свое отношение ко многим «прославленным персонажам чеченских войн». Даже обязан сделать это, хотя бы ради полноты картины».

Не будем вспоминать о том, что эти «персонажи» не простили генералу правды о себе. В 2002 году, в возрасте 55 лет, через небольшое время после выхода в свет книги «Моя война» Геннадий Трошев перестал быть командующим Северо-Кавказским военным округом. И хотя потом он стал советником президента Российской Федерации, с армейской службой ему пришлось распрощаться. Правда, даже отправленный в резерв или в запас, настоящий генерал, каким был и оставался Геннадий Николаевич, с войсками и с Вооруженными силами, которым отдана вся жизнь, не расстается никогда. Вернее, с ним никогда не расстается армия. Кто бы и как бы того не хотел. Даже после того, как он погиб.

В тот роковой полет генерал Трошев собрался для того, чтобы посетить VIII Всероссийский турнир по борьбе самбо и боевому самбо имени Василия Шваи, многократного чемпиона страны и мира по этому виду спорта. Соревнования должны были пройти в городе Краснокамске Пермской области. А Геннадий Николаевич являлся членом попечительского совета Всероссийской Федерации самбо. Считал для себя очень важным работать там, ибо самооборона без оружия, спорт закаляли характеры мальчишек, воспитывали мужчин, в которых так нуждается армия и страна.

А еще он должен был открывать в Перми детскую спортивную школу. Из-за этого вышел на несколько дней раньше из отпуска...

Геннадий Трошев будет для нас и всех, кто его знал и помнит, всегда живым примером самоотверженного и доблестного служения России и ее Вооруженным силам, своей родной земле и народу, как бы непривычно ни звучали сегодня эти высокие слова.

Прощай, генерал! Ты навсегда останешься в наших сердцах.


Таким Трошева запомнил Кавказ...
Фото из книги "Моя война"

[Елемаг]

[калло]

Това не е Чечня

[Pirin]

Нальчик, Кабардино - Балкария.

[Манго]

Магазинът за сувенири.

С уважение,
бай Манго

[калло]

http://memoriesnorth.narod.ru/


опит за детайлна реконструкция на "щурма" на Грозни от 94-95 в новогодишната нощ. много добър сайт.

[T-72]

Калло извинявай,но имаш ли линк за вторият щурм на Грозни -2000г?
Интересно ми е да видя как са се поучили Руснаците!

[калло]

има бая инфо насам-натам - от много източници.

ето например - кратичко - http://nvo.ng.ru/history/2003-03-07/5_shturm.html

[T-72]

Мерси Калло!
Интересно четиво!

[Елемаг]

Уроки, оплаченные кровью
Об авторе: Анатолий Сергеевич Куликов - генерал армии, с 1995 по 1998 год - министр внутренних дел России, президент Клуба военачальников РФ.

Прошло пятнадцать лет с начала первой чеченской войны. Хотя сегодня трудно точно сказать, когда именно, в какой день она началась. То ли с 30 ноября 1994 года, когда вышел Указ президента «О мероприятиях по восстановлению законности и правопорядка на территории Чеченской Республики», в соответствии с которым Генеральный штаб начал разработку специальной операции по решению этой проблемы. То ли 9 декабря 1994 года, когда вышел Указ президента России «О мерах по пресечению деятельности незаконных вооруженных формирований на территории Чеченской Республики и в зоне осетино-ингушского конфликта». То ли 11 декабря того же года – после обращения Бориса Ельцина к гражданам России, где он сообщил о введении войск МВД и Минобороны на территорию республики. То ли 12 декабря, когда дудаевские боевики открыли огонь из «Градов» по колонне сводного полка 106-й дивизии ВДВ, двигающейся к Грозному, что явилось началом реальных боевых действий. А, может, 19 декабря, когда глава мятежной республики Джохар Дудаев выступил по местному радио и призвал своих сторонников «очистить землю от скверны», «полить кровью путь этих ублюдков», «перенести линию фронта в Москву к Кремлю»...


Но, на мой взгляд, она началась гораздо раньше – накануне и после распада Советского Союза, когда центральной власти, погрязшей в борьбе за собственное выживание, было не до событий на так называемых «окраинах страны». А на Северном Кавказе, особенно в Дагестане, Чечне, Ингушетии, Кабардино-Балкарии, да и в Осетии, в других местах начался «парад суверенитетов», проявившийся, если можно так сказать, в особо искаженной форме.


ЛИДЕР САМОЗВАНОГО ПАРАДА

Начало сепаратистского движения в Чечне нужно отнести к 23–26 ноября 1990 года, когда состоялся Первый чеченский национальный съезд (ЧНС). Он принял решение об образовании независимого чеченского государства. При этом ни местный обком КПСС, ни Верховный Совет Чечено-Ингушетии, считавшие себя реальной властью в республике, не предприняли никаких шагов для дискредитации этого заявления. Более того, с согласия этих органов был создан Общенациональный конгресс чеченского народа (ОКЧН), быстро превратившийся в постоянно действующую политическую организацию, которая вскоре вышла из-под влияния официального руководства и стала претендовать на власть.

В эти же дни на политической арене Чечни появился Джохар Дудаев, генерал-майор авиации, бывший командир дивизии тяжелых бомбардировщиков, начальник военного гарнизона в эстонском городе Тарту. В марте 1991 года он уволился из армии, вернулся в республику и начал набирать там административный вес. Возглавил исполком ЧНС и в мае того же года объявил о роспуске Верховного Совета ЧИР как утратившего легитимность в связи с провозглашением суверенитета республики. Я тогда был начальником Управления внутренних войск по Северному Кавказу и Закавказью и знаю, что в адрес ОКЧН приходили в то время огромные деньги от чеченской диаспоры за рубежом, от тайных фундаменталистско-мусульманских организаций, от спонсоров из прибалтийских республик. Оттуда поставлялись оборудование и пропагандистские материалы для проведения агитации.

Интересно, что значительная часть документов ОКЧН – проекты резолюций и указов об экономической и политической независимости, государственном устройстве – буквально копировала соответствующие документы прибалтийских движений. Вплоть до орфографических ошибок. Более того, некоторые из них даже не перепечатывались. Просто вместо слов «Эстония» или «Латвия» на титул листовки или резолюции ставился штамп «Чеченская Республика» и в таком виде документ распространялся.

Параллельно с лозунгами о суверенитете шел обычный грабеж русского населения. Людей убивали (более двух тысяч в год), их выбрасывали из своих квартир, имущество разграбливали. Насиловали женщин, мужчин продавали в рабство. В центре Грозного даже появился невольничий рынок. На железнодорожных путях из Москвы до Баку и обратно останавливались поезда. Грузовые вагоны разворовывались целыми аулами. Пассажирские – специализирующимися на этом бандами. Только за 1993 год было разграблено 559 поездов, 4 тыс. контейнеров на общую сумму в 11,5 млрд. руб. по ценам того времени. За восемь месяцев 1994 года – 450 поездов на сумму в 11 млрд. руб. Федеральный центр был бессилен что-либо предпринять.

В это же время в республику уже возвратились выпускники турецкой спецшколы военно-диверсионной подготовки. Они прибыли из Трабзона в Сухуми, а оттуда через Армавир и Минеральные Воды в Грозный. Среди них оказалось немало известных в будущем дудаевских полевых командиров – Шамиль Басаев, Ширмани Аблаков, Руслан Гелаев, Анди Мадагов, Беслан Муматакаев, Резван Мержуев... После басаевской группы боевики обучались под Анкарой уже регулярно.

6 сентября «национальные гвардейцы» Дудаева из числа выпускников этой школы взяли штурмом помещение, где шло заседание Верховного Совета ЧИР. Более 40 депутатов избили, а одного из них – председателя горсовета Грозного Виталия Куценко – просто выбросили из окна. Он погиб. С согласия руководства российского парламента, а именно Руслана Хасбулатова, из некоторых депутатов этого Верховного Совета и представителей ОКЧН был образован Временный Высший Совет, который Верховный Совет России признал в качестве законного высшего органа власти на территории республики. Это была одна из самых опасных ошибок, допущенных федеральными органами при решении чеченской проблемы. Из Москвы в Грозный отправлялись одна за другой делегации для согласования мер по стабилизации обстановки. Во главе с госсекретарем Геннадием Бурбулисом, вице-президентом Александром Руцким, который встречался с Дудаевым, но все их поездки оказались безрезультатными. С 1991 по конец 1993 года центр сделал одиннадцать попыток договориться с Дудаевым, но все они ни к чему не привели.

В ответ на приятие Президиумом ВС России постановления «О политической ситуации в Чечено-Ингушской Республике» ОКЧН объявил мобилизацию всех лиц мужского пола от 15 до 55 лет и призвал к вооруженной конфронтации с центром. Затем в СИЗО Грозного начался бунт. 670 арестованных взломали двери в камерах, отключили электроэнергию, подожгли медчасть и оперчасть, производственные мастерские. Часть подследственных совершила побег. Колонна подразделений МВД, отправившаяся на помощь своим товарищам, была блокирована незаконными вооруженными формированиями.

Я вылетел в Грозный, выслушал доклад начальника грозненского СИЗО о ситуации внутри изолятора. Было ясно: он плохо представляет себе, что происходит на захваченной территории, и еще меньше, как ему вести себя в этой ситуации. Я спросил его: у бунтовщиков, наверняка, есть свой лидер. Кто он? Можно ли мне с ним поговорить?

– Есть такой, – отвечает начальник СИЗО. – Звать его Руслан Лабазанов. Убийца. Внутри изолятора пользуется непререкаемым авторитетом. Сейчас вызовем.

Так я познакомился с Лабазановым. Мы с ним ходили на захваченную подследственными территорию. Договорились о том, что там будет порядок. Чтобы решать проблемы задержанных без крови и насилия. Слово он сдержал. Потом во время чеченской войны мы еще не раз встречались с Русланом. Он слыл противником Дудаева, этаким Робин Гудом и борцом за справедливость, однако оставался полевым командиром, за которым тянулся хвост вполне банальных грабежей и убийств. Но подробнее о нем как-нибудь в другой раз.

А в республике начались захваты тюрем и освобождение уголовников. Нападения на военные городки внутренних войск, в том числе и на 506-й полк, дислоцировавшийся в Грозном, на здание МВД республики, которое защищал наш батальон, продолжались. Цель была понятной – добыть оружие и выдавить с территории Чечни вооруженные формирования России. И хотя наши солдаты, офицеры (их жены и дети проживали в подвергавшихся нападению городках) сражались достойно, не теряя присутствия духа, проявляя мужество и стойкость, по приказу руководства страны мы вынуждены были уйти. Правда, предварительно испортив, как можно больше, оставленное имущество и оружие, заминировав склады с вооружением. Некоторые растяжки сработали безупречно, обвалив крышу зданий и разметав посеченные автоматы и пулеметы в разные стороны, но это не помешало чеченцам вытаскивать их из пыли и грязи, грузить охапками в багажники «Жигулей» и «Нив», развозить по своим тайникам.

Досталось и армейским частям. Были захвачены полк противовоздушной обороны и авиаполк Армавирского училища летчиков ПВО. Военные городки окружного учебного центра со всем вооружением и имуществом. И когда в 1993 году наконец-то настала пора серьезно задуматься о наведении конституционного порядка в Чечне, на ум пришли сухие цифры наших имущественных потерь в этой республике. Несмотря на все усилия по его сохранению. Оружия и боевой техники в Чечне было так много, что его хватило бы для оснащения в случае войны нескольких полнокровных дивизий. Особенно после того, как в силу вынужденных обстоятельств было принято решение оставить Дудаеву 50 процентов запасов вооружений, находившихся на здешней территории. Это была вторая грубейшая ошибка, стоившая нам большой крови.

По оценкам экспертов, сепаратисты заполучили 2 пусковые установки тактических ракет «Луна», 51 боевой и учебный самолет, 10 зенитных ракетных комплексов «Стрела-1», 23 зенитные установки различных типов, 7 ПЗРК «Игла», 108 единиц бронетанковой техники, включая 42 танка, 153 единицы артиллерии и минометов, включая 18 реактивных систем залпового огня «Град», около тысячи реактивных снарядов к ним, 590 единиц современных противотанковых средств, около 60 тыс. единиц стрелкового оружия, не менее 740 ПТУР, 24 тыс. снарядов для гаубиц Д-30, около 200 тыс. ручных гранат, 13 млн. патронов для стрелкового оружия, большое количество запасных частей и комплектующих для оружия и боевой техники.

«ПОСТУПИТ КОМАНДА – БУДЕМ ВЫПОЛНЯТЬ»

Не стану комментировать те взгляды на чеченскую проблему, которые тогда преобладали в Кремле, в Минобороны России и в Генеральном штабе на исходе 1993-го и в начале 1994 года. О них я не имею подробных представлений, так как командование внутренних войск в секреты государства по поводу Чечни тогда не посвящалось, а точка зрения генералов из МВД вряд ли серьезно интересовала российского президента: его советчики и разведчики были преимущественно не из нашего ведомства. Мои начальники на все мои рапорты и доклады о катастрофической ситуации в Чечне, видимо, многое понимая в околокремлекских раскладах, не реагировали, а только успокаивали: «У нас, что, есть указ президента или его директива? Поступит команда – будем выполнять. Тебе что больше всех надо? Ты давай не лезь, не суетись...».

Возможно, еще оставались надежды, что мятежная республика, оставленная без прямой поддержки федерального Центра, очень скоро почувствует: ее надежды на самостоятельную и независимую жизнь лишены каких-либо перспектив без международного признания и – что самое важное – без ресурсов России. Не исключено и то, что взоры высших руководителей страны тогда были обращены исключительно на полки архивов бывшего КГБ, где, по общему разумению, и должны находиться точные рецепты борьбы с национализмом и сепаратизмом.

Это поклонение мертвым спецслужбовским схемам я замечал позднее и в среде политиков, и даже в кругу военных профессионалов. На первый взгляд, эти схемы, верные и не раз испытанные, должны были безотказно сработать и в Чечне. Ведь вроде бы в них предусматривались все необходимые меры воздействия на дудаевский режим. Но меня не покидала мысль, что все эти мероприятия – либо окутанные таинственностью, либо, наоборот, совершенно демонстративные – словно списывались с академических учебников. С одной стороны, в отношении Чечни применялись экономические санкции, материально и морально поддерживалась антидудаевская оппозиция, с другой – слишком очевидным казалось то, что все эти, по сути, правильные меры не учитывали ни истории, ни национального характера чеченского народа.

Психология, обычаи и традиции горских народов Кавказа, среди которых, по общему признанию, чеченцы стоят особняком, требуют тщательной редактуры силовых решений. Я – кавказец по месту рождения – хорошо понимал это уже потому, что с детства общался с горцами. Они молчуны… Это особый тип людей, привыкших к трудной и зачастую небогатой жизни, проходящей в борении с природой и соседними народами. В борении за кусок хлеба. В горах скудный ресурсный слой, а каждый земельный надел, каждый склон, пригодный для сенокоса, в свое время обильно полит человеческой кровью, так как обязательно был объектом чьих-то справедливых или несправедливых притязаний.

Мало того, что каждый горец на генетическом уровне готов защищать среду своего обитания – единственную основу жизни его семьи, но точно так же он готов к набегу на соседние пределы, чтобы за счет иноплеменного чужака пополнить жизненно необходимый ресурс. В основе этой былой корысти – не жестокость и жажда насилия, а крайняя необходимость выстоять ради продолжения рода. В основе этой независимости горское одиночество и во всякое время готовая к отпору душа, которой не на кого положиться, кроме соплеменников. И этот непривычный для прочих уклад жизни я бы не стал называть пережитком прошлого: то, что складывается веками, невозможно изменить за десятилетия. К этому надо относиться как к данности, по-человечески оценивая то доброе и высокое, что бывает свойственно горским цивилизациям: отвагу, верность, гостеприимство, самоотверженность.

Как-то я спросил у лидера дудаевской оппозиции бывшего сотрудника МВД Умара Автурханова: кто мог бы стать первым лицом в Чечне вместо Дудаева?

Он внимательно посмотрел мне в глаза и сказал:

– Понимаете, каждый чеченец мечтает быть первым лицом.

В этих словах звучало глубокое знание своей республики. Ведь, если говорить об этнических чеченцах, следует вспомнить не столько кавказские войны, сколько историю многовековой жизни всего вайнахского народа, частью которого они являются. Защищая собственное пространство на перенаселенном Кавказе, они выработали свой стиль жизни, который предусматривал относительное равенство всех соплеменников, взаимовыручку в момент опасности и верховенство военной силы. Подобно многим горским народам, чеченцам свойственны помимо общепринятых достоинств такие качества, как возведение в ранг доблести смекалки и смелости, проявленных при добыче чужого добра или при захвате заложника. На Северном Кавказе всегда будут понятны мотивы кровной мести. Никто не осудит за обман или воровство, если их жертвами стали уроженцы чужой земли. И то, что нормальному милицейскому генералу вовсе не кажется забавным, когда он народную удаль называет дерзостью, а набеги – преступлением… Но об этом лучше читать в исторических романах, а не сталкиваться в реальности на узкой горной тропе.

Вот и тогда на все предпринятые Центром экономические санкции чеченцы ответили привычными для себя набегами на сопредельные территории и захватами заложников. Это началось еще весной 1994 года с Минеральных Вод, где бандитов с деньгами в конце концов выпустили из аэропорта. Успех так вдохновил других «абреков», что заложников начали захватывать как по расписанию – каждый последний четверг месяца. В результате только за март, май и июль, например, преступники «заработали» от 8 до 15 млн. долл. США.

Терпение федерального Центра лопнуло. 22 августа 1994 года оппозиция предъявила Дудаеву ультиматум с требованием уйти в отставку. Но это ни к чему не привело. Вооруженный отряд Беслана Гантемирова, отправившийся колонной на бэтээрах к Грозному, был остановлен в районе Черноречья верными Дудаеву бойцами Шалинского полка. Всю осень вооруженные отряды сторонников мятежного генерала воевали с отрядами оппозиции в районе Урус-Мартана, Долинского, Аргуна и Тостой-Юрта. С обеих сторон появились убитые и раненые. Нелепый штурм Грозного 26 ноября с участием российских военнослужащих, завербованных отечественной контрразведкой, привел к гибели 40 человек. 168 были ранены, сожжены 18 танков. Стало ясно, что все меры политического урегулирования и прекращения вакханалии исчерпаны, кроме самой последней.

Президент России издал Указ № 2137с «О мерах по восстановлению конституционной законности и порядка на территории Чеченской Республики», который одобрил применение Вооруженных сил. Началось сосредоточение войск вокруг чеченских границ.

МЕЧОМ ПО ГОРДИЕВУ УЗЛУ ПРОБЛЕМ

В соответствии с указом президента была создана Объединенная группировка, в состав которой включили соединения и части Вооруженных сил, Внутренних, Пограничных и Железнодорожных войск, силы и средства ФСБ, ФАПСИ и МЧС. Ее задачи формулировали просто: стабилизировать обстановку, разоружить незаконные вооруженные формирования, а при оказании сопротивления уничтожить их, восстановить законность и правопорядок в соответствии с законодательными актами Российской Федерации.

По замыслу операции предусматривалось: на первом этапе (7 суток, с 29 ноября по 6 декабря) создать Объединенную группировку войск, занять исходные районы для действий по трем направлениям – моздокскому, владикавказскому и кизлярскому. Фронтовую авиацию и боевые вертолеты перебазировать к 1 декабря на оперативные аэродромы, полностью блокировать воздушное пространство над Чечней. Подготовиться к подавлению систем связи и управления дудаевцев радиоэлектронными средствами. На втором этапе (3 суток, с 7 по 9 декабря) выдвинуться к Грозному по пяти маршрутам под прикрытием фронтовой и армейской авиации, окружить город созданием двух колец блокирования: внешнего – по административной границе республики и внутреннего – вокруг города. Оба кольца разомкнуть на юге для выхода мирного населения. Частью войск Объединенной группировки блокировать также места базирования боевиков вне Грозного и разоружить их. Внутренним войскам поручалась охрана коммуникаций и маршрутов выдвижения войсковых группировок. На ФСБ и спецподразделения МВД возлагались поиск и задержание лидеров дудаевского режима, способных организовать вооруженное выступление и диверсии в тылу действующих войск.

Третий этап (4 суток, с 10 по 13 декабря) предусматривал, что группировки войск с севера и юга с разграничительной линией по реке Сунжа, действуя совместно со спецподразделениями МВД и ФСБ, должны очистить от НВФ президентский дворец, здания правительства, телевидения, радио и другие важные объекты. На четвертом этапе (5–10 суток) предстояло стабилизировать военную обстановку и передать участки ответственности Вооруженных сил внутренним войскам МВД, которым надлежало выявлять и изымать оружие, боеприпасы у незаконных вооруженных формирований и населения на всей территории Чеченской Республики. То есть одним ударом меча разрубить весь гордиев узел чеченских проблем.

Но гладко, как говорят, было на бумаге. Оказалось, что намеченные сроки подготовки и проведения операции все время сдвигаются. В том числе и из-за вновь возникавших желаний все же решить проблемы Чечни политическим путем.

Всего к началу операции Объединенная группировка федеральных войск в Чечне насчитывала 23,8 тыс. человек (армия – 19 тыс., Внутренние войска – 4,7 тыс.), в ней имелось 90 вертолетов (из них 47 – боевые), 80 танков, несколько сотен БТР и БМП, 182 орудия и миномета. В составе дудаевских вооруженных формирований было 30 тыс. боевиков, включая 2 тыс. наемников из разных стран. (Чуть забегая вперед, отмечу, что в январе 1995 года никак не могли найти генерала, который стал бы руководить операцией. Сначала это должен был быть заместитель главкома Сухопутных войск генерал-полковник Эдуард Воробьев, а когда он отказался, действия Объединенной группировки начал направлять и координировать командующий Северо-Кавказским военным округом генерал-полковник Алексей Митюхин, а после него – первый заместитель начальника Генерального штаба – начальник Главного оперативного управления ГШ генерал-полковник Анатолий Квашнин.)

6 декабря была предпринята последняя попытка предотвратить кровопролитие. После того как план операции был утвержден, министр обороны России Павел Грачев в ингушском поселке Слепцовск встретился с Джохаром Дудаевым. Договорится им опять не удалось. Как позже рассказывали очевидцы, Грачев спросил Дудаева:

– Ну что, Джохар, война?

Тот ответил:

– Война.

Но намеченная на 5 часов утра 11 декабря операция не началась. Оказалось, что генерал-полковник Митюхин перенес ее на 8 часов утра якобы потому, что кто-то из его генералов не успел к назначенному сроку подготовить подчиненные ему части. А к этому времени, знал я, перекресток в Назрани, по которому должны пойти войска, будет забит легковыми машинами – это воскресенье, базарный день. Значит, наши машины не пройдут, их начнут блокировать и отстреливать поодиночке.

Но Митюхин был невозмутим:

– Мне дал добро министр обороны.

К сожалению, мои пессимистические прогнозы оправдались. Выяснив основные маршруты выдвижения войск, экстремисты успели перекрыть большинство дорог, собрав в наиболее уязвимых местах толпы враждебно настроенного населения. Под прикрытием этих людских скоплений, состоявших в основном из детей и женщин, боевики имитировали «пикеты протеста» и «взрывы народного негодования», которые снимали на телекамеры западные операторы, да и наши тоже.

Логика войны, конечно, требует не останавливаться. Но это легко сказать, а сделать трудно. Можно представить, что творится на душе у мальчишки, который сидит за рычагами танка или бэтээра. Как ему наезжать на людей?! А боевики под прикрытием протестующих мирных жителей захватывали солдат и офицеров, развозили их по домам в качестве заложников. Боевую технику выводили из строя или тоже захватывали.

На подходе к Грозному со стороны Назрани 12 декабря в 14.00 по колонне сводного полка 106-й дивизии ВДВ был произведен огневой налет из РСЗО «Град». Погибли шестеро военнослужащих, 13 – получили ранения. Этот день я считаю началом реальных боевых действий в Чечне. Потом подобных инцидентов было много. Войсковые колонны, неся потери в живой силе и технике, подошли к Грозному только через две недели и в разное время. Наиболее успешно продвигавшаяся северная группировка генерала Льва Рохлина приблизилась к намеченному рубежу 20 декабря. Остальные группировки – к 26-му. На этап выдвижения и блокирования противника войскам понадобилось 16 суток вместо трех запланированных. До провалившегося новогоднего штурма чеченской столицы, где только в подразделениях федеральных войск погибло и пропало без вести более 1,5 тыс. солдат и офицеров, оставалось пять дней.

ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ

…Если сделать короткие выводы из событий пятнадцатилетней давности, то надо сказать главное. Вооруженный конфликт в Чечне, хотя был далеко не первым среди тех, что прошли в Российской Федерации после распада СССР, но стал единственным в своем роде, который по характеру ведущихся там боевых действий, по количеству участвовавших в нем людей, по величине экономических потерь и бедствиям гражданского населения заслуживает права именоваться настоящей войной.

Она научила нас, что ни в коем случае нельзя допускать ослабления государственной власти. Особенно в такой стране, как Россия, где проживают сотни таких же самобытных, свободолюбивых и гордых народов, как чеченский. Демократия, свобода, независимость и уважение прав каждой нации на самоопределение ничего общего не имеют с бандитизмом, стремлением жить за счет других людей, полным освобождением от каких-либо моральных принципов. Все остальное – просто риторика, которая к середине 1994 года многим кавказским народам, соседям Чечни, пострадавшим от набегов тамошних бандитов, воспринималась уже не так, как в начале 90-х, когда эти идеи звучали свежо, остро и вроде бы не имели ничего общего с чудовищным кровопролитием и преступлениями против самой жизни.

Народов на Кавказе действительно много. И никакой военной силы не хватит, чтобы справиться с чеченским сепаратизмом, если не найти понимания этой ситуации, скажем, у кабардинцев, аварцев или кумыков. Только вместе со всеми, уважая право каждой нации на свою самобытность, но не за счет своих соседей, мы можем построить новое общество. И еще один, по-моему, важнейший вывод – военными средствами невозможно решить политические, экономические, социальные и национально-этнические проблемы, если они копились годами, десятилетиями и даже веками.

Генералы и армии, как и хирурги, приходят на помощь только тогда, когда все средства лечения были исчерпаны или недооценены. Но поставить на ноги больного может потом лишь терапевт, применяя все разумные и необходимые меры поддержки больного. Да и то при том условии, если он сам хочет и готов вылечиться.

[Елемаг]

Ето какво се е случило с едно съобщница на Политковская и Березовски Или както казваме в България - Каквото повикало, такова се и обадило!
"снимала репортажи про ужасных русских военных и прекрасных как боги чеченских «борцов за свободу».
И вот поехала она в очередную командировку снимать очередной репортаж про прекрасных и свободолюбивых чеченцев,
настоящих мужчин. А те взяли и похитили ее, посадили в какой-то зиндан, требовали от телекомпании выкуп,..
…а сами эти «настоящие мужчины» беззащитную журналистку насиловали во всех рекурсах…
Но мало того, они все это сняли на видео, и торговали этим «кино» в центре Грозного…
Журналистку потом кое-как выкупили. Зовут ее Елена Масюк. Работала она на НТВ.
Чеченцам конечно смешно было смотреть на эту еврейскую дуру, со своими завихрениями про демократию и свободу.
Они люди конкретные"



Эта мрачная история про г-жу Масюк была известна в довольно узком
кругу, пока ее не озвучила на Эхе Москвы Юлия Латынина. Вы можете сами
прочесть этот материал на сайте Эха, по адресу http://www.echo.msk.ru/programs/code/26126
"я бы преданной себя почувствовала, если бы я когда-либо была на стороне чеченцев, наверное, в тот момент, когда была похищена Елена Масюк. Потому что оказалось несколько неприятных вещей для нашей либеральной интеллигенции, которая видела в чеченцах борцов против режима. Оказалось, что госпожу Масюк никто не стал спасать, да госпожа Масюк просто был тот человек, который сделал чеченскую войну такой войной за свободу. И мало того, что никто не стал ее спасать, что было просто глупо даже для будущего пиара чеченцев, просто стало очевидно, ну как, это бизнес, похищение людей. Люди работали, люди украли человека, значит, они должны на этом заработать. Значит ни Шамиль Басаев, никто другой, кого Масюк считала своими просто друзьями, не вмешались в ситуацию, потому что один бизнесмен не вмешивается в деловые интересы другого бизнесмена. Если люди занимаются бизнесом на похищении людей, с точки зрения Чечни это легитимный бизнес. Это пункт первый. Второе, мы все знаем, хотя и не говорим, что произошло с госпожой Масюк в плену. В общем-то, это превосходит понятия о приличиях даже со стороны людей, которые ее похитили. Третье, еще более важное, что кассеты, на которых была сфотографирована Масюк, на которых было сфотографировано то, что с ней происходило, они продавались на рынке в Грозном. И вся Чечня их покупала, и чеченцам было радостно это смотреть, как эту русскую сучку, которую мы обдурили, которой мы внушили, что мы борцы за свободу, вот мы ее еще и..."


***
Некоторое охлаждение безоблачных отношений между кошерной общественностью и чеченами наметилось в мае 1997г. после того, как чеченцы похитили еврейскую журналистку Елену Масюк, известную личной дружбой с Басаевым, воспевавшую по НТВ доблесть чеченских повстанцев и радость чеченского плена (в ходе войны по всем каналам РФ велась агитация русских солдат сдаваться в чеченский плен). После того, как сама "мужественная еврейская девушка" лично отпробовала гостеприимства своих вайнахских друзей, она обнаружила и честно рассказала общественности, что на базарах Грозного продаются видеокассеты со сценами пыток и казней пленных - любимое развлечение чеченского населения. Саму Масюк выкупили за 2 млн. долларов, и по случаю этого радостного события устроили ей транслируемую по всем телеканалам триумфальную встречу с самим Ельциным. Наверное, за все время правления Бориса Николаевича интеллигенции не удавалось учинить ничего гнуснее - организовать публичные торжества по поводу выкупа еврейской журналистки, искавшей в Чечне славы и денег, и бросить там сотни пленных солдат, посланных на войну любимым Главнокомандующим всех наших "демократов". Думаю излишне напоминать, что безусловный вывод русской армии из Чечни согласно Хасавьюртовскому договору, подписанному А.И.Лебедем, не предусматривал требование к чеченцам освободить русских рабов и заложников.

[pgp000]

Този конфликт има своето продължение и днес. Не знам защо се ограничава в 20ти век. Ето видео:



Статия:

http://www.utro.ru/articles/2010/04/14/887767.shtml